Забудьте слово страсть - Страница 27

— Я сказал, что ты еще спишь, и тогда он поздравил меня.

— Ты пригласил его на прием?

— Ну тут уж ты сама командуй. Откуда я знаю, может, ему будет больно смотреть на наше счастье? Он же не знает…

— Робер никогда не смотрел на меня иначе, чем на сестру.

— Ясно. В любом случае лучше пригласи его сама.

— Хорошо. У меня сегодня переговоры, задержусь допоздна. Вы с Джонни можете найти себе интересное занятие… зоопарк, музеи, шапито — в Париже можно найти все, что угодно. Филип, вот еще что… Возьми это.

При взгляде на серебристый пластик Филип насмешливо присвистнул:

— Платиновая! Лихо. Спасибо, обойдусь.

Шарлотта потемнела лицом и отодвинула недопитый кофе.

— Давай договоримся раз и навсегда: это не плата и не гонорар, не милостыня и не подачка, это даже не пособие по безработице. Это — в основном деньги Жанно. Он имеет на них полное и неоспоримое право, как член семьи Артуа. Кроме того, в эту сумму входит и то, что перешло тебе лично по наследству от погибшего брата и его жены…

— Шарлотта!

— Это чистая правда. Если хочешь — спроси мсье Гидо. Наконец, сюда же включена премия — за то, что ты пошел мне навстречу, сорвался с насиженного места, поехал в другую страну… Помимо чисто человеческого неудобства это еще и определенный финансовый риск. Ты мог бы найти выгодную работу, а вместо этого уехал. Назовем это компенсацией. Она не так уж велика, поверь, но самое главное — меньше всего на свете мне хотелось бы тебя унизить. Я прошу тебя, Филип. Очень прошу. Возьми эту карточку, и не будем больше возвращаться к этому вопросу.

Филип побарабанил пальцами по столешнице.

— Ладно. Исключительно на нужды Джонни. Нет! На свои тоже. Купи себе вещи, если хочешь — книги…

— Умолкни. Предлагаю компромисс. На то время, пока мы… я живу во Франции, возьми меня на работу.

— Что?

— Ты — крупный бизнесмен. У тебя элитное производство. Есть же у тебя штатное расписание?

— Ну… есть, но разве ты разбираешься в виноделии?

— Нет, но я разбираюсь в финансах и в связях с общественностью. Скажем, пиар-менеджер на полставки тебя устоит? У тебя же его наверняка нет.

— Тебе придется угрохать уйму времени, чтобы войти в курс дела…

— Джонни обрел верного друга в лице Клотильды. Я уже не так связан, как в Нью-Йорке. Компьютер, несколько часов работы — и я представлю тебе план работы на месяц.

— Почему на месяц?

Филип посерьезнел.

— Вот что, Маленький Джон, выметайся из-за стола и хватит трескать рогалики с шоколадом. Лопнешь! Иди готовься к походу. Мы выходим на тропу войны.

— Я слышал тебя, вождь! Ур-ра!

Филип развернулся к Шарлотте.

— Месяц — потому что через месяц я уеду. В любом случае. Если Джонни решит остаться… так тому и быть. Если скажет «нет» — не взыщи. В любом случае вы уже подружились, и он сможет приезжать к вам в гости.

— Но ты…

— Месяца вполне должно хватить для того, чтобы разочароваться в нашем скоропалительном браке. Светские львицы выдерживали и меньше. Это не вызовет кривотолков, по крайней мере, дурой ты выглядеть не будешь.

— Филип…

— Согласись, не могу же я годами играть эту роль. В конце концов, наша цель — Джонни, а вовсе не брак.

— Но как ты…

— Ты имеешь в виду, если Джонни решит остаться? Признаюсь, мне будет очень и очень хреново. Возможно, я даже немножечко запью. Шутка. Правда, грустная. Что делать, Чарли? Иногда счастье одного значит несчастье другого. Если я увижу, что Джонни этого хочет, если буду убежден, что он счастлив… В конце концов, именно его счастья мы и хотим, разве нет?

Он потрепал Шарлотту по плечу, не дожидаясь ответа, и вышел, насвистывая под нос какой-то легкомысленный мотивчик. Именно потому он и не слышал, как Шарлотта Артуа прошептала в полном отчаянии:

— Если ты уедешь, я умру…

Как они ни спешили, прием состоялся только в конце недели. Собственно, приемом занималась Шарлотта, а Филип и Джонни вели абсолютно паразитический образ жизни.

Они обошли пол-Парижа пешком, побывали в цирке-шапито, покатались на лошадках, посетили пять музеев, проплыли по Сене на прогулочном катере, осмотрели Нотр-Дам-де-Пари, осчастливили гигантское количество голубей, скормив им полтонны хлеба… Между тем в Париже с каждым днем все ярче разгоралась весна. Почки набухли, готовые брызнуть клейкой зеленью первых листьев. Голуби ухаживали за подругами, угрожающе курлыча и выкатывая сизые и радужные груди. Воздух пропах чем-то тревожащим и приятным, чему имя — весна. На газонах засинели первоцветы. Солнце с каждым днем грело все сильнее.

Джонни освоился в древнем и вечно юном городе с легкостью урожденного француза. Он уже вполне сносно болтал с Клотильдой по-французски, знал несколько важных пешеходных маршрутов, свел знакомство с одним забавным старичком на бульваре Распай…

Филип наблюдал за племянником со смешанным чувством — радости и тоски. Больше всего его радовало, что мальчик начисто избавился от своих страхов, совсем не плакал, жадно и охотно впитывал все новое, что дарил ему каждый новый день.

С другой стороны… Филип ревновал и тосковал, все отчетливее понимая, что здесь, в кругу семьи его матери, малышу будет лучше. Все шло к тому, что Джонни согласится остаться жить со своей тётей Шарлоттой и бабушкой Клементиной, И тогда Филип Марч сможет вернуться в Штаты, вновь найдет работу и рано или поздно, пожалуй, опять сможет позволить себе «лексус» и квартиру в пентхаусе…

И будет метаться в четырех, пусть и очень хороших, стенах, волком воя от одиночества и тоски по золотоволосому мальчику и чернокудрой красавице с невозможными сине-зелеными очами…